Врач с большой буквы. Он готов отказаться от выходных и отпуска, если срочно требуется спасать очередную человеческую жизнь – независимо от социального статуса больного. Один из самых известных кардиохирургов академик Ренат Акчурин лечил и крестьян в Латинской Америке, и руководителей крупных компаний, и президентов. И даже первую машину купил, чтобы быстрее приезжать к пациентам.
Операция “Пропасть”
Будущий академик родился в небольшом городе Андижане в Узбекистане в семье педагогов. Сомнений, какую профессию выбрать, у него никогда не возникало.
– Почему я решил стать врачом? Может быть, потому, что в детстве несколько раз переболел ангиной. И хорошо запомнил своего педиатра Лилию Борисовну Ецину, которая до революции закончила выс-шие медицинские курсы в Санкт-Петербурге. А еще в юности я зачитывался статьями академика Амосова. Возможно, они на меня оказали влияние. Словом, без сомнений поступил в медицинский институт в Узбекистане.
– А как попали в Москву?
– К четвертому курсу понял, что бездарно потерял почти год. Это в Москве студентов отправляли на картошку на пару недель. В Узбекистане все было жестче. На каждом курсе приходилось собирать хлопок. Уезжали в поля в сентябре, возвращались в ноябре. А мне очень хотелось учиться, ходить в библиотеку, заниматься в студенческих кружках. Жалко было попусту терять время в поле. Начал писать просьбы о переводе в различные медицинские вузы. Добавлял в конце, что согласен на любые условия. Единственный положительный ответ пришел из Первого меда в Москве. Они согласились меня принять, но только если не буду претендовать на общежитие. Я с радостью согласился.
– Кто-нибудь в итоге приютил в столице?
– Я снимал угол у одной полуграмотной очаровательной бабушки, которая всю жизнь работала охранником на заводе. Но жилищные условия меня тогда не смущали, ведь я все время проводил в институте и клинике. Ночами дежурил в “скорой помощи”. А через некоторое время появилось место в общежитии. Сначала я работал участковым врачом, потом травматологом, затем поступил на учебу в ординатуру в отделение микрохирургии сосудов Научного центра хирургии РАМН.
– Какая из первых ваших операций запомнилась больше всего?
– В 1970-м году в Перу произошло землетрясение, и я записался в отряд добровольцев, отправленных помогать пострадавшим. Там нам пришлось оперировать целую группу по-страдавших. Представьте пропасть глубиной несколько сот метров и рухнувший в нее грузовик с людьми. Мы на веревках опускались фактически в бездну, доставали раненых. Сейчас, наверное, если бы я только посмотрел в ту пропасть, сразу упал бы в обморок. А тогда полез вниз. Потом всю ночь оперировали. Работали в полевых условиях, в хижинах с глиняными потолками. Электричества не было. Только керосиновые лампы. Оперировали в потемках. Тем не менее мы свою задачу выполнили. За работу в Перу я получил Орден командора. Там же, в перуанской командировке, познакомился со своей будущей женой, которая была студенткой другого медицинского института.
– А как стали кардиохирургом?
– Кто-то посоветовал Евгению Чазову, который тогда возглавлял “кремлевское” управление при Минздраве СССР, поменять хирургов в кардиоцентре, они были совсем слабые с профессиональной точки зрения. И сосватали меня.
 |
| Ренат Акчурин вместе со своим учителем Майклом
Дебейки – самым опытным кардиохирургом в мире. |
– Пришлось серьезно переучиваться?
– Я умел сшивать любые сосуды, оставалось изучить общие технологии. И меня направили на стажировку в США к знаменитому кардиохирургу Майклу Дебейки. Это был просто гениальный врач, который к тому же сам изобрел практически все инструменты, которые используются сегодня в кардиохирургии по всему миру. Я учился у него больше трех месяцев. Наверное, был хорошим учеником. Ведь Майкл предложил остаться работать в его клинике. Я, конечно же, вернулся домой, и сразу сделал с моей командой 50 операций. Мы не потеряли ни одного больного. В те времена это был почти фантастический результат, так как до этого смертность достигала 20 процентов. Евгений Чазов использовал весь свой авторитет для оснащения нашего центра по последнему слову техники. Кстати, тогда все закупки оборудования строго контролировались, в том числе и спецслужбами. Поэтому о каком-то воровстве не могло быть и речи. Даже пинцет нельзя было украсть! Не то что сейчас, когда мы периодически слышим о чудовищных хищениях при импорте медицинской техники из-за рубежа.
– Это правда, что оперируете больных даже в отпуске за рубежом?
– Если нет возможности оформить командировку, а моя помощь требуется, то беру отпуск. Таким образом приходилось, к примеру, ездить на Маврикий. На этом острове сердечную хирургию только начинали осваивать, и наряду с медицинскими бригадами из Франции, ЮАР, ОАЭ были россияне. Мы там выполнили более 100 операций с великолепным результатом! Врачебная профессия или, как пишут в дипломе, специальность “лечебное дело” весьма востребована в мире. К сожалению, в последние десятилетия процесс образования все чаще становится коммерческим. Но не так, как в США, например. Там если студент получил “неуд”, он уходит. А у нас если платишь, в любом случае получаешь диплом врача! Какое мы имеем право плодить посредственность? Получается, у человека нет стимула хорошо учиться: плати и получай диплом. Страшно, если такой выпускник потом попадет в хирургию или фармакологию! Считаю, что должен быть высокий конкурс, борьба за каждое место.
– Чаще всего говорят, что болезни сердца вызваны стрессами, вредными привычками, неправильным образом жизни. А может, есть и другие причины? Что посоветуете людям, которые не хотели бы оказаться пациентами кардиохирурга?
– Надо оставаться оптимистом. В любой ситуации. И, конечно, всегда заставлять себя жить правильно. Например, Гиппократ рос очень хилым ребенком. Но дожил до 90 лет. Он всегда спал с открытым окном, всегда делал гимнастику. Вот и нам следует брать себя за шиворот, даже в плохую погоду выходить на улицу и гулять хотя бы полчаса. Потом обязательно хвалить себя за маленький подвиг. Обязательное условие для здорового сердца – доброе отношение к людям. В том числе – и за рулем. Еще один “секрет” от Майкла Дебейки, который прожил 99 лет, – желание постоянно работать. Он приезжал в клинику в семь утра и завтракал на работе. Потом много оперировал. Приходил в операционную даже в 95 лет! И я желаю всем читателям “Клаксона”, чтобы они всегда хотели много работать – это залог долголетия.
Операция “Президент”
В 1996 году в одночасье Ренат Акчурин стал всемирно знаменитым – после известия, что именно он будет оперировать президента России Бориса Ельцина.
– Кто и как сообщил вам, что будете оперировать президента?
– Узнал об этом решении по телевидению, когда завтракал дома. Пью чай, и тут выступает президент России, говорит, что будет оперироваться в кардиоцентре. Я понимаю, что это значит – у меня. Я, разумеется, был шокирован. Но первый шок быстро прошел.
– Не испугались? Ведь риск летального исхода наверняка был... Не было желания подстраховаться, отказавшись от операции?
– Нет, страха не было. Я был единственным врачом, выступавшим за операцию шунтирования, а другие предлагали более радикальные методы, даже пересадку сердца. Мы много раз встречались с президентом перед операцией, готовили его, так как положение было тяжелое. Разумеется, он был необычным пациентом, приходилось подстраиваться под его график.
– Решение пригласить на эту операцию в Москву в качестве консультанта Майкла Дебейки сами принимали?
– Идея была моя. Решение принимал президент. Тогда Майкл был самым опытным кардиохирургом в мире. На его счету числилось 60 тысяч операций. Причем он приехал не один, а привез с собой группу экспертов. Например, по трансплантации органов. Здесь был еще политический момент. Президенты разных стран предлагали Ельцину в качестве консультантов своих врачей. Но Борис Николаевич выбрал лишь два предложения: от Гельмута Коля и Билла Клинтона. Поэтому кроме Дебейки приехала еще группа немецких специалистов. Впрочем, их помощь не понадобилась – они вместе с американцами просто наблюдали за ходом операции по монитору. А в конце аплодировали нам.
– Эта операция была самой тяжелой для вас с моральной точки зрения?
– Было очень тяжело не во время, а после операции, когда на меня обрушился просто шквал внимания со стороны прессы и телевидения. Надо было это выдержать, не сорваться.
Операция “Ягуар”
Первую машину Рената Акчурина заставила купить необходимость срочно выезжать к пациентам, чтобы успеть быстрее “скорой помощи”. И он приезжал первым.
– В 1978 году после защиты диссертации мне приходилось выезжать не только на плановые операции, но и на экстренные вызовы. Я тогда занимался реплантационной хирургией. Пришивал пострадавшим оторванные или ампутированные пальцы, руки, ноги... Порой “скорая” приезжала в таких случаях слишком поздно. А счет шел на секунды. И мы с коллегами стали думать о возможности выезжать к пострадавшим на своих машинах. Я пошел учиться на водительские курсы. Мне очень повезло с инструктором, у которого был огромный опыт. Он даже возил грузы в блокадный Ленинград по льду. Несколько раз его грузовик проваливался, он успевал выскочить в последний момент. Этот инструктор всегда говорил: будь всегда внимателен, улыбайся всем на дороге. То есть заложил основы автомобильной культуры.
– Долго копили на машину?
– Разумеется, для меня автомобиль в советские годы стоил целое состояние. Зарплата была не очень большой, но были кое-какие накопления. Мне помогли родители, друзья. Пришлось продать часть вещей. Например, магнитофон. А еще золотой перстень, который я привез из Перу. Там украшения стоили не очень дорого, а в Москве мне за него дали 800 рублей! Все равно машину покупать было страшновато. Долги за нее отдавал потом еще лет пять. Я тщательно изучил предложения, остановил выбор на одиннадцатой модели “Жигулей”. В основном я ездил на ней на ночные экстренные вызовы. Постепенно и другие сотрудники нашей группы тоже купили машины. Так появилась наша экстренная команда врачей, которая работала намного оперативнее “скорой помощи”. Гаишники пошли нам навстречу, чтобы мы могли еще быстрее приезжать к больным, выдавали нам сначала спецталоны, потом спецномера. В прошлом году этих “привилегий” нас лишили. Через несколько лет после покупки первого автомобиля мы с коллегами получили Государственную премию за внедрение микрохирургии в имплантацию пальцев и кисти. Полученные деньги потратил на обновление автопарка. Первую машину я продал фактически без потери стоимости, добавил некоторую сумму и приобрел третью модель. Тогда я был очень доволен, ведь фактически у меня был итальянский автомобиль. Ездил на нем очень долго. Потом были “Волги”, затем воплотил свою детскую мечту – купил в воинской части списанный “Уазик”, машину-вездеход. Восстановил, проездил на нем пять лет без проблем, потом отдал сыну. Я так увлекался машинами, что вникал в их устройство, научился регулировать клапана, шприцевал сам подвеску. Мне такой опыт потом помогал в неожиданных ситуациях. Много лет спустя я прилетел на Маврикий. И меня повезли к больному на операцию. В пути BMW, на котором мы ехали, заглох в безлюдном месте. Водитель растерялся. Говорю ему: “Открывай капот”. Посмотрел, оказалось, отошел провод свечи. Поставил его на место, и машина завелась. Водитель очень удивился, от врача он такого не ожидал.
– Вы довольно долго оставались патриотом отечественного автопрома...
– Знакомство с иномарками состоялось в конце 80-х. Я уговорил жену поменять наш дачный участок на подержанный внедорожник “Mitsubishi Pajero”. Это был почти примитивный натуральный обмен. Подписали договор, я передал документы на участок, а сам получил ключи и документы от машины. Сначала мне все нравилось, автомобиль отлично держал дорогу в любых условиях. Но когда мне выставили счет за ТО, который равнялся полугодовой зарплате, я сразу решил “японца” продать. И снова надолго вернулся к “Волгам”. А первую приличную иномарку я купил через много лет, во время командировки в США, где читал лекции. Там я встретился со своим учителем и наставником – профессором Виктором Крыловым. В выходной день мы вместе прогуливались по парку в Чикаго и случайно набрели на гигантскую стоянку подержанных автомобилей. Я не собирался ничего смотреть, а тем более – покупать. Мое внимание неожиданно привлек практически новый “Jaguar XJ” – очень красивый, с четырехлитровым мотором. У машины был смешной пробег – около 15.000 километров. И я начал вокруг нее ходить. Кругами.
– Не устояли...
– Я долго сомневался. Увидев мою мальчишескую увлеченность, Виктор Крылов поинтересовался ценой. Цифра меня шокировала – 36 тысяч долларов. Таких денег у меня, конечно, не было. За лекции я получил всего полторы тысячи. Я не знал, что делать. Учитель предложил дать денег взаймы, а отдать, когда смогу. Он же, отчаянно поторговавшись, сбил цену тысяч на пять. Так я стал владельцем шикарного “Ягуара”. Но нормального сервиса для этой машины тогда в Москве не было, и мне пришлось через полтора года ехать на техобслуживание в Финляндию. На границе автомобиль неожиданно заглох, перекрыв движение. Пограничник начал ругаться: “Вы либо возвращайтесь с машиной в Россию, либо уезжайте в Финляндию”. А как я поеду, машина же не работает! Руками толкал “Ягуар” несколько десятков метров, до Финляндии. Там открываю капот и вижу, что треснула рама вентилятора, он в итоге перекосился и отключил всю электронику. Засучил рукава, снял вентилятор, отключил электроразъемы. Стал думать, как восстановить раму. Даже клей там нельзя было найти. Инструментов у меня вообще никаких не было. Только отвертка, один ключ и нож, которые мне одолжил водитель туристического автобуса. Тут пригодились мои хирургические навыки. Я наложил несколько швов на трещину в раме – сшил их проволокой. То есть провел хирургическую операцию на автомобиле. Затем поставил вентилятор на место, завел машину и поехал к дилеру.
– Как оценили наложенные швы дилеры?
– После ТО я на всякий случай посмотрел под капот. И очень удивился, когда увидел зашитую мною раму. “Почему не поменяли?” – интересуюсь у дилера. “Да вы что! – возмутились механики. – Ее делал какой-то профессионал, причем так искусно, что мы не решились ее менять!” Мне было приятно. Так я и пользовался машиной, которую сам “оперировал”. Когда пришла пора продавать, купил новую раму и отдал ее новому владельцу вместе с “Ягуаром”.
– Какие требования сейчас предъявляете к автомобилям?
– Я за полноприводные модели. Это не обязательно должны быть внедорожники. Подойдет и седан с полным приводом. В условиях российской зимы такие автомобили намного удобнее и безопаснее моноприводных. Статистика это подтверждает. Кроме того, мне нравятся машины с мощными моторами, хотя ездить стараюсь аккуратно. Стараюсь не забывать совет моего первого инструктора: быть всегда вежливым на дороге. Так ездить и безопаснее, и для сердца полезнее. Положительные эмоции продлевают жизнь.
Все автоновости 2021 года читайте на страницах Автомобильной газеты Клаксон