Посол Чехии в России Владимир Ремек – дипломат в буквальном смысле слова “самого высокого полета”. Ведь ему посчастливилось стать первым космонавтом не из числа пилотов сверхдержав – СССР и США. С тех пор этот человек привык смотреть на все жизненные ситуации со стороны. Словно в иллюминатор орбитальной станции, на борту которой он провел несколько самых памятных для него дней.
“Она такая маленькая и хрупкая”
В детстве его манили две совсем не связанные между собой профессии – пилота и директора зоомагазина. Победила с уверенным перевесом первая.
– Я увлекался разведением аквариумных рыбок. Для этого имелись предпосылки – в нашем городе был очень хороший зоомагазин. И я немного завидовал директору. Думал, что неплохо бы иметь подобную работу. Ведь ты всегда среди огромного количества замечательных рыбок! В то же время я принадлежу к тому поколению, на глазах у которого развивалась мировая космонавтика. Отлично помню, с каким интересом все следили за подготовкой к запуску первого искусственного спутника Земли. Тогда мне было девять лет. Люди собирались на улицах, чтобы увидеть хотя бы краем глаза это уникальное событие. Говорили также о возможном полете человека в космос. Мы с родителями тогда переехали из Ческе-Будеёвице, где я родился, в город Брно. Там я с большим удовольствием посещал астрономический кружок при городской обсерватории. В Брно меня и застал полет Гагарина. Это событие настолько сильно поразило мое детское сознание, что я тоже начал мечтать о карьере космонавта. Словом, в какой-то момент понял: нужно определяться с будущей профессией. И тяга к космосу перевесила увлечение рыбками. В итоге я подал документы в летное училище. После его окончания стал пилотом истребителя, поступил на службу в авиационный полк.
– А мечта о космосе?
– Я им грезил! В те времена пилотируемые космические программы были только у США и СССР. Поэтому я хорошо понимал: у меня один путь – попасть в совместную с Советским Союзом космическую программу. Так в итоге и случилось. Я сделал один шаг, который стал решающим – поступил в Военно-воздушную академию имени Гагарина в Монино. В 1976 году, когда ее закончил, Советский Союз предложил соцстранам совместные полеты в космос. И тут я заканчиваю академию! Повезло! Сначала я попал в предварительный отбор летчиков из Польши, Чехословакии и ГДР. А в конце концов выбрали меня. Мальчишеская мечта сбылась! Лечу в космос! Конечно, мне крупно повезло – оказался в нужном месте в нужное время. Хотя тогда я думал иначе. Считал, что меня выбрали потому, что я такой “способный”. Но я был лишь правильно подготовлен в академии. Ведь там мы прошли теоретический курс космонавтики.
– Не страшно было взваливать на себя огромную ответственность?
– Я отдавал отчет, что мне предстояло стать первым в мире космонавтом, который летел не от США и СССР, а от другой страны. Поэтому старался подготовиться идеально. Было немного страшно, когда во время подготовки не все проходило гладко. Возникали некоторые проблемы и сложности. Например, я всю жизнь борюсь с полнотой. Тогда тоже проявлялась проблема лишнего веса. Мне предстояло с этим справиться – прибавить физические нагрузки, прекратить жрать и начать кушать… Трудными также были первые испытания на центрифуге и в барокамере. Я переживал: любая мелочь, любой срыв мог стать последним и лишить надежды полететь в космос. Но особенно напряженными были минуты перед стартом. Томительное ожидание полета. Когда просто сидишь и ждешь. Уж лучше заниматься каким-то делом! Если кто-то из коллег скажет, что перед полетом в космос чувствовал себя обычно, наверняка слукавит. У меня в те минуты сильно участились пульс и дыхание, хотя физически я не напрягался. Проигрывал мысленно каждое свое действие в ближайшие часы. Наверное, переживал, что могу что-то сделать не так, сорвать программу исследований. А когда ракета стартует, немного успокаиваешься и уже сосредотачиваешься на работе.
 |
| “Особенно напряженными были первые минуты
перед стартом. Уменя тогда сильно участились пульс и дыхание...” |
– Где было сложнее в плане перегрузок – при подготовке в Звездном или в реальном полете?
– Испытания на центрифуге в Звездном были жестче по нагрузкам. А вот невесомость тяжелее переносилась в космосе. Было не по себе. Когда впервые на долгое время попадаешь в невесомость, не можешь понять, что с тобой происходит. После первого витка вокруг Земли испытываешь неудобства: ведь организм человека приспособлен к жизни в условиях гравитации. Например, вестибулярный аппарат в невесомости отказывается нормально работать. Появляются неприятные ощущения, которые отдаленно можно сравнить с морской болезнью. Есть специальные тренировки, помогающие избавиться от тошноты и прилива крови к голове. В итоге я к невесомости постепенно приспособился.
– Ваши коллеги вспоминают, что во время полета Вы практически не спали – даже по ночам не могли оторваться от иллюминатора. Какой увидели Землю?
– Я хотел слетать в космос несколько раз, но сомневался: а вдруг не получится? Поэтому старался по максимуму использовать каждую минуту своего короткого полета – ведь я провел на орбите всего семь суток. На сон нам отводили восемь часов. Если ложиться по Москве в одиннадцать вечера и вставать в семь утра, то одну треть земного шара не увидишь. Например, ночью можно было наблюдать за Северной Америкой. Поэтому я отводил на сон не больше четырех часов, а в последнюю ночь вообще не спал. И совсем не жалею об этом. Иначе бы пропустил много интересного. Мне удалось наблюдать полярное сияние. Не всем космонавтам так повезло. Такая картинка зависит от многих факторов: видимости, сочетания угла, под которым смотришь на Землю… А иногда мне просто нравилось смотреть на ночное небо с другой, непривычной для человека, стороны.
– А какими были самые сильные впечатления на орбите?
– В одну из ночей мы пролетали над Тихим океаном. А внизу началась гроза – по всему периметру, который я мог наблюдать – это около трех тысяч километров. Молнии сверкали одновременно на огромной площади. Они освещали то верхнюю часть горизонта, то среднюю, потом все на несколько секунд покрывалось мраком. А затем шоу повторялось. Представьте: ничего не слышно, кроме вентиляторов орбитальной станции, а внизу – тысячи вспышек. Очень необычно. Ты словно паришь над этим безумством, и тебя это совсем не касается. Хотя я прекрасно понимал, как неуютно в это время ощущали себя моряки на кораблях, там, в океане... Второе событие, которое мне запомнилось на всю жизнь, тоже произошло ночью. Я увидел, как подо мной засветился метеор. Когда люди смотрят на метеор с Земли, им кажется, что “падает звезда”. И только из космоса, за рубежом привычного всем естествознания, хорошо видно, что это не так. А мой метеор был похож на снаряд! И я сразу вспомнил похожие впечатления из моей пилотской практики. Однажды, когда я только начал летать на самолете, попал в район недалеко от полигона, где проходили ночные стрельбы. И вдруг увидел рядом с самолетом трассирующий снаряд. Было очень красиво.
– Одним из важных моментов Вашего полета была, как известно, стыковка корабля “Союз-28” с орбитальной станцией “Салют-6”. Чем она запомнилась?
– Стыковка – очень сложный процесс, хотя все вроде бы автоматизированно. Тем не менее я почти полгода тренировался на Земле, осваивая нюансы этой операции. Ведь в случае ЧП мы должны были состыковаться в ручном режиме. В последний момент перед стыковкой очень важно по приборам проверить ориентацию корабля по специальным меткам на другом корабле. На практике часто все идет “не по сценарию”. Так получилось и в нашем случае. Окончательное сближение и стыковку решили осуществить строго в зоне видимости наземных станций слежения, а это означало – одновременно в тени Земли. Вокруг космических кораблей тоже было темно. Мы включили прожектор, но он дает тень, которая мешает настраиваться на метки-мишени. Так что было интересно и напряженно одновременно. К счастью, стыковка прошла нормально.
 |
| После полета в космос Ремек старается смотреть на все жизненные ситуации со стороны,
словно из иллюминатора орбитальной станции. |
– Позволяли себе нарушить официальные правила и инструкции, чтобы отметить столь важное событие “по-человечески”?
– Надо заметить, что мой командир Алексей Губарев хорошо знал борт-инженера основной экспедиции Георгия Гречко. Они с ним раньше уже летали в космос. Поэтому встреча была дружеско-неформальной. Гречко меня почти сразу спросил: “Пиво из Чехословакии привез?” Мне было стыдно и неудобно, ведь я прилетел на встречу “с пустыми руками”. Я, что уж греха таить, пытался это сделать. Но, как известно, стеклянную тару на борт космического корабля брать категорически нельзя – слишком опасно. Поэтому я через знакомых (не мог же это сделать напрямую, официально) просил работников завода в Ческе-Будеёвице прислать мне две алюминиевых банки с пивом. Но оказалось, что в подобной таре пиво выпускали два раза в год, а в тот момент ее не было. Губарев не растерялся и заявил Гречко: “Жора, в Тулу со своим самоваром не ездят! Вы нас должны коньяком встречать”. Словом, выгородил меня. Но Гречко тоже не лыком шит. Отвечает: “Ты что думаешь, у нас запасы остались? Мы же третий месяц летаем!” Шутки шутками, но встречали нас на “Салюте” хлебом-солью. Кстати, соль была особая – ее получали в процессе конденсации телесного пота.
– Как изменилась Ваша жизнь после полета в космос? Что-то перевернулось внутри?
– Воспринимаю этот полет как подарок судьбы, ведь мало кому в те годы представилась возможность посмотреть на нашу планету со стороны. Изменилось и отношение к жизни. Я понял, насколько хрупкая и беззащитная наша планета. Из космоса она выглядит не такой уж большой. И ее надо беречь. Еще один момент – оттуда, с высоты, не видно никаких границ, кроме естественных – гор, рек, морей. Все остальные границы придумал человек, из-за них часто воюет с соседями. Только многие здесь, на Земле, этого не понимают, к большому сожалению. А я с тех пор, прежде чем принимать какое-то важное решение, всегда пытался посмотреть на вопрос со стороны, словно из космоса. Таким образом, как мне кажется, получается быть объективным. После возвращения из космоса я мгновенно стал известным в Чехословакии, невозможно было просто на пройти по улице, чтобы на меня не обращали внимания. Было приятно, но трудно. Спасло то, что последние двадцать лет я не живу в Чехии. В России я был торгпредом, представлял интересы чешской фирмы, затем трудился депутатом Европарламента в Брюсселе. Кстати, там мне работать было гораздо сложнее, чем на орбите.
Девять пассажиров в малолитражке
Любовь к машинам Владимиру Ремеку привили родители. С тех пор он относится к ним как к любимцам, а не просто как к средству передвижения.
– Одновременно с запуском первого спутника в мою жизнь ворвались автомобили. На той улице в Ческе-Будеёвице, где я жил до десяти лет, лишь у двух жителей были машины. Один из владельцев сам ремонтировал ее на улице, а мы, мальчишки, с интересом за этим занятием наблюдали. Еще покупали пластмассовые модельки. А в 1957 году родители купили “Победу”. Это была знаменательная покупка – ведь мы получили возможность больше путешествовать, общаться с друзьями. Именно на “Победе” я затем научился ездить, а также самостоятельно ее ремонтировать. Эта машина была у нас довольно долго. Вплоть до того момента, когда я отправился в Звездный готовиться к полету в космос. А моей первой личной машиной были “Жигули” – “копейка”. А после полета в космос я приобрел “Skoda 120 ls” – в то время эта модель считалась шикарным автомобилем. Когда обзавелся семьей, старался покупать модели, удобные для жены и детей.
– Вы не скрываете, что Вас всегда тянуло к машинам советского и российского производства?
– Наверное, потому, что начинал с “Победы”. В 1995 году я уволился из чешской армии и начал работать на одну компанию, у которой было СП с ГАЗом. Поэтому я приобрел “Волгу 3102” с новым 150-сильным мотором. На ней я проехал по России почти 150 тысяч километров. Недавно узнал, где она находится, и думаю о том, как ее снова приобрести – на этот раз для моей коллекции. Не могу назвать себя коллекционером в полном смысле этого слова, но мне нравятся олдтаймеры. Хочу приобрести, конечно, “Победу”. Есть у меня и “Волга-24” в неплохом состоянии. Помню, как во время первого моего визита на ГАЗ меня привели в заводской музей. Я попросил у его сотрудника открыть для меня капот “Победы”, хотел посмотреть мотор. А он не знал, как это сделать! Я ему показал, очень удивив.
 |
| “Когда меня записали в отряд космонавтов, я думал, что меня выбрали за особые заслуги.
На самом деле мне крупно повезло”. |
– Аккуратно водите или любите иногда прохватить с ветерком?
– Обычно езжу очень аккуратно. Но бывают случаи, когда не смотришь на спидометр. В начале 90-х я на своей “Волге” выезжал из Москвы в Минск ранним утром. Кутузовский проспект был абсолютно пустынным. У гостиницы “Украина” хорошо разогнался, из-за деревьев выбежал гаишник. Остановили. Оказалось, сильно превысил скорость. Я уже был готов к тому, что придется платить приличный штраф. Ко мне вышел важный капитан в кожаном пальто. Протянул ему документы. И тут он меня спрашивает: “Что делает первый чехословацкий космонавт в такую рань на Кутузовском проспекте?” Он моментально узнал меня! И в итоге отпустил. Только предупредил, чтобы в следующий раз я был внимательнее.
– Могли бы умышленно нарушить правила дорожного движения?
– Только если это очень нужно кому-то. Я на всю жизнь запомнил историю из детства. В нашем городе у спортивной команды сломался микроавтобус. И моя мама решила перевезти всю команду – десяток парней – на нашей “Победе”. Конечно, она нарушала правила, но делала доброе дело. И вот много лет спустя мы с женой ехали на “Skoda” по одной из чешских дорог. Небо заволокло тучами так, что было понятно: через минуту начнется сильный ливень. И тут вижу на обочине женщину с детьми. Оказалось, учительница и ее ученики. Их было восемь или девять. Я, разумеется, предложил довезти их до города. Конечно, нарушил все мыслимые правила перевозки людей. И если бы попался полиции, наверняка лишился бы прав. Несмотря на все заслуги. Но повезло – доехали без проблем. Думаю, мама сказала бы, что я все сделал правильно.
Последние авто новости и результаты тест-драйвов Skoda читайте на страницах автомобильной газеты Клаксон